То, что написала за эти два года. Давно пора было выложить.Красное на чёрном
Саммари: Чепурной исчез, и с концами. Странно. Может, нашел выход? (с) Зов Припяти.
Майор «Долга» Чепурной доживает последние часы в пространственной аномалии. Впрочем, «доживает» - неправильное слово.
Зона – язва: вот черной гнилью, обескровлен, сочится струп…
Нос забился цементной пылью – и ни выдохнуть, ни вдохнуть, ни позвать – связи нет! – на помощь, ни отбиться – патронов нет.
Горловые глухие стоны… Есть минута еще. Момент как подобран - весьма удачно, я отрезан от всех своих.
Заливается писком датчик – что, рентгены? - хоть ты бы стих! Такова ведь судьба, наверно – уж припрет, так со всех сторон. Мой расклад – неизменно скверный, никаких тебе тут знамен или там орденов, медалей – мертвецу ни к чему драгмет.
Полминуты мне жизни дали. Ну, поборемся.
… аргумент? Вот, гляди – он прохладный, круглый, и удобно лежит в руке. В левой, ясно. А в правой – «марта» (указательный – на курке). Ведь привычка – вторая…
Шорох.
Вся бравада слетает вмиг. Рассыпается мыслей ворох.
Сердце рвет леденящий крик – кто орет так, как будто режут, всё срываясь на тонкий визг? Дробь шагов прозвучала. Реже. Чей-то топот совсем затих.
Сучья Зона!
Опять - по стенке – в бесконечных тоннелей тьму.
Я не смог уберечь Таченко – нам остаться бы, по уму, в нашей части (тянули б лямку). Мне до пенсии – года три, и в отставку – такую б пьянку закатили… Ну ты смотри – как втемяшилось в бошку что-то, так не вытравить, как ни ной. «Мы другую найдем работу, мы пойдем по стезе иной…»
И теперь в темноте подвалов я остался совсем один.
… Были правы? Да, были правы!
Вертолетов неровный клин так упрямо держался курса: под обстрел – минометный град, под свинцовую бурю «турсов». Мы решили с тобою, брат, что нельзя уничтожить Зону, если просто огнем прижечь. Мы, засевшие на Кордоне, никогда не удержим смерть за колючкой, за минным полем – гон мутантов сметет посты.
Генералы сказали: «Вольно! Это должен решать не ты».
… «Долг», наверное, нынче знает всякий сталкер, любая тварь. Неизвестно, что будет с нами, мне бы только…
Доносит гарь дуновение ветра – кто-то спекся. В «жарке»? В «электре»?
Блядь!
Пол зыбучий как то болото, где нас бросили умирать. Где Таченко, по пояс в грязи, сразу выложил весь расклад – и про свой саботаж со связью, и про то, что попали в ад, и про то, что короткий прочерк – резолюция, вашу мать! - нас отправил без права сдачи ль, возвращенья ль - в дурную гать.
… Захарчук все ругался матом, молча губы кусал Космач – мы, искавшие виноватых, подгонявшие время вскачь, смутно ждали: придет подмога, заберет нас домой и вот… Лишь Бунчук, что не верил в бога, только кривил скептично рот.
Был наш взвод – и как будто не был, списан к черту, исчез, пропал. Имена – как иссохший стебель – сжег приказов тупых напалм.
Шаг. Другой. По колено вязну: словно тина с водой – бетон.
… Нет, не сложится с дачей в Вяземе.
… Жаль, на базе забыл жетон.
Пробираюсь вперед - скорее! – это… небо! Еще чуть-чуть!
Слишком ярко оно… алеет?
Время выдохнуть.
Отдохнуть.
Трын-трава
Саммари: пост-«Дороги». Вяземский возвращается в Зону. Атлас пытается вразумить Ромашку.
Ну куда ты тащишь его, скажи?
После первой ходки едва ведь жив –
Он не ранен, просто мелово-бел.
Не суди, родимая, по себе:
Этот парень – не кремень, а гибкий прут,
Не сломают если, так хоть согнут.
Вот костер. Вот люди. Привычный быт.
… Не желай паскудной ему судьбы:
Как в загривок вцепится – не стряхнешь.
… Он загнать сумеет под ребра нож,
Расстрелять мутантов, прикрыть тылы?
Да на базе, видимо, все смелы,
Только за оградой – иная жизнь,
Зона сдернет тусклую маску лжи
И себя покажет во всей красе.
И тогда вернутся домой не все.
… Безнадежно. Слово – что трын-трава.
Ну, пока, Ромашка. Удачи вам.
А кривая…
Саммари: песня неназванной войны.
А кривая – вывезет как всегда, если в жилах вместо крови – вода, если дышит в спину тебе беда, леденит затылок и целует нежно твои виски. Ты опять в объятьях слепой тоски и зажато сердце твое в тиски, и совсем остыло. Жизнь – не сахар, вроде пока не соль, что же там – за взлетною полосой, где трава блестит по утрам росой и дождем умыта? Что случится дальше, что будет впредь, выбирай – сражаться и умереть, или дни метаться и мерить клеть, что тобой закрыта? Разомкни замки, убирай ключи, видишь: небо снова мироточит, и по лужам хлюпают кирзачи… Вот и враг не дремлет. Этот чертов мир у тебя в долгу, ты себя ломаешь чрез «не могу», «не хочу», «не буду». Превозмогу. А родную землю отстоять попробуй со мной и сам, я живу по суткам и по часам, я давно не верую в чудеса – но я их творю.
Если глухо, пусто и горячо, я всегда подставлю тебе плечо, нас таких – безумцев – наперечет, так что дорог каждый. Только верой нынче и я жива; и горьки как пепел мои слова, и затерта правда и не нова – это очень важно: оставаться только самой собой, когда мы, под грохотом и пальбой, примем этот самый последний бой, и умрем, конечно. Мне уже не страшно, идем со мной, я теряю имя и позывной, и дорога наша лежит домой, где цветет черешня.
***
Спросишь, всегда ли таков исход?
Ярко алеет седой восход
Краской, разбрызганной на палитре.
Ржавое небо тебе солжет.
…Только проклятьями и молитвой
Ты не заткнешь незакрытый дзот.
Живи
Саммари: серии 8.23 посвящается. Сэм готов пожертвовать собой. Дин против.
Душу сшиваю вручную, наживо.
Сколь оставлено – додышать?
Если ты хочешь – отвечу. Спрашивай.
(Я не устану тебя спасать.)
В миг, когда небо расколет молния, тихо скажу я, слова цедя:
«Может уверены, что мы сломлены, те, кто на нас свысока глядят.
Просто борись им назло. И выживи. (Пусть захлебнутся в своей крови.)
Выжгли тебя? (Или даже выжали?) Плюнь, разотри, и давай, живи.
Компас тебе удержать в ладони бы – правда не знает путей прямых.
(Тот, кто продляет свою агонию – жизни чужие берет взаймы.)
Право ошибки дает безумие. («Верность» на «преданность» променять?!)
Если всегда поступать разумнее – что же останется от меня?
Нет, не отвечу (не вздумай спрашивать!), где нам найти «никакой войны».
…Да, ничего ты не видишь страшного в том, что мы снова обречены.
И, конечно, небо в огне сгорает
Саммари: в круге священного огня у Кастиэля есть время подумать. К серии 6.21.
…И, конечно, небо в огне сгорает, и дожди размоют слепую синь…
Я держу в ладонях ключи от рая и вдыхаю запах сырых осин.
Я стою на каменном дне колодца, утонув в патине несладкой лжи.
Змей себя укусит и разомкнется. Погляди как память меня кружит,
Как швыряет на алтари победы всех моих соратников и врагов.
И когда ты спросишь «кого ты предал?» не смогу ответить «я не таков».
И когда ты скажешь, чего я стою, я вернусь в родную – чужую – высь…
…Если ты идешь на прорыв – прикрою. Обернись. Пожалуйста, обернись.